Это - жизнь

На всю катушку

Диагноз был окончательным и неумолимым. Она держала в руке желтоватый клочок бумаги с едва разборчивыми каракулями врача и очнулась лишь тогда, когда заметила, как на листок одна за другой упали крупные капли слепого дождя. Она спрятала справку в карман и огляделась. Небо было слишком голубым, легкие весенние облака предательски воздушны, первая зелень, едва пробивающаяся изпод земли, - слишком жива и беспечна. На мгновение ей захотелось, чтобы это великолепие весеннего утра провалилось сквозь землю и все погрузилось во мрак - в тот мрак, который в одночасье навалился на нее саму в этой чертовой поликлинике. Ей нужно было сосредоточиться. И она направилась к маленькому кафе под навесом. Заказала кофе, прекрасно осознавая, что отныне его вкус будет для нее другим никаким. И такими же никакими станут для нее все другие понятия - долг, любовь, смысл жизни. Ведь все это исчезнет вместе с ней, сгорит за какие-то полтора-два месяца. "Теперь мне можно все!" - не без иронии подумала она. Это показалось ей странным. Теперь, когда уже ничего не нужно, и вдруг - все? Эта единственная мысль стала спасительной соломинкой в море бессмыслицы, окружившей ее со всех сторон. Она подумала, что в ее жизни еще очень многого не было. Например... Она задумалась. Например, сигарет. Она не курила и часто в кругу своих более раскованных подруг чувствовала себя белой вороной. Она тут же поднялась и купила пачку самых лучших сигарет и дорогую зажигалку. Рассматривая покупку и распечатывая красивую пачку, она на секунду ощутила интерес к жизни. Но это быстро прошло. Что же еще? Она задумчиво щелкнула зажигалкой - из нее выскочил голубоватый язычок пламени и стойко заколыхался перед глазами, Я никогда не прыгала с парашютом, думала она, никогда не скакала на лошади, никогда не была в Париже. Впрочем, и в Крыму-то была всего один раз, и то под присмотром дотошной маминой подруги. Что же еще? Должно же быть что-то более важное и более реальное, чем вот эта пачка сигарет?.. Раньше ей казалось, что она уже все пережила. Неудачное замужество со всеми вытекающими последствиями всегда казалось ей вершиной жизненного опыта. Но теперь она осознавала, что это всего лишь обычная неурядица, которую уже, увы, поправить невозможно, да и незачем. Она никогда не была способна на решительные поступки, а сейчас и подавно. Она курила и пила кофе. И все это было для нее почти подвигом, почти грехом. Она пыталась моделировать ситуации, в которых хотела бы оказаться. Но все они были слишком мелки для того, чтобы называться коротким словом "все". - Здесь не занято? - оторвал ее от раздумий мягкий баритон.
- Нет! - ответила она и по привычке вся внутренне сжалась: она не любила, когда с ней заговаривали посторонние. Но в то же мгновение она смело подняла глаза: теперь-то все совсем по-другому, и ничто не имеет значения, и ее природная робость, в первую очередь. За ней никогда не ухаживали такие мужчины! Этот был слишком хорош (опять она мысленно споткнулась об это "слишком" - сегодня все вокруг словно сговорилось свести ее с ума своим великолепием). Она вновь непринужденно щелкнула зажигалкой, и голубой чертик, выскочив, хитро подмигнул ей: "Все в мире суета!" - Зачем вы курите? Вы ведь совершенно не умеете этого делать! - сказал сосед по столику. Это была первая фраза, долетевшая до нее из этого мира и ударившаяся в ее начинающую каменеть оболочку. И она ответила на нее с отчаянной злостью обреченной: - А вам какое дело? Вы что - из Армии спасения?
- А вас нужно спасать? - с готовностью отозвался он.
- Что же вы можете сделать?
- А чего вы хотите? Она откинулась на спинку дешевого пластмассового кресла и посмотрела на незнакомца тем взглядом, который некогда подметила у актрисы в каком-то старом американском фильме. - Хочу в Париж Хочу норковое манто. Хочу в ресторан с тайской кухней. Устриц во льду хочу. Ананасов в шампанском. Ну, что еще? Ах, да, хочу, чтобы вы пошли к черту И оставили меня в покое - мне не до вас.
- И это все? - невозмутимо спросил он. "Нет, нет и нет, - сказала она мысленно. - Это тоже не может быть тем, чего мне хочется..."
- Послушайте, я могу показаться вам наглецом, сказал он. - Но я вижу, что вы грустите, а у меня сегодня уйма времени и неприличное количество денег - провернул вчера хорошую сделку. Я приглашаю вас в ресторан. ("Неужели я похожа на проститутку?!" - пронеслось у нее в мозгу, и она невольно поджала ноги в неновых сапожках.) Если вы составите мне компанию, я, наконецто, смогу нормально позавтракать, а то со вчерашнего утра почти ничего не ел. "А что я теряю? - подумала она. - В конце концов, завтрак - не ужин. По крайней мере, на несколько часов отвлекусь от черных мыслей..." - Я согласна, - сказала она. - Но, может, вам лучше поискать спутницу помоложе? К тому же, я одета не для ресторана.
- А вам этого и не нужно, - возразил он. - Вы хороши в том, в чем есть.
"Ну вот, началось, - нахмурилась она. - Ну и пусть гулять так гулять!" Ей хотелось добавить еще: "Сколько той жизни!" Но именно теперь эта банальная фраза приобрела для нее истинный смысл: действительно, сколько? А что у нее было такого, о чем можно было бы вспомнить? Ни-че-го. А в ресторан она последний раз ходила после окончания института... Она решительно поднялась с неудобного кресла, стараясь держаться как можно грациознее. Он подал ей сумочку. Буфетчица ехидно посмотрела им вслед: как легко нынче снять бабенку7, просто диву даешься. Они вышли на обочину шоссе. - Ой, что вы, поедем на троллейбусе - тут недалеко остановка! - испуганно сказала она.
- Такая женщина - и в троллейбусе? - улыбнулся он и остановил машину. Видимо, это был очень дорогой ресторан. Утром он напоминал аквариум, из которого выловили рыбок - пустой, просторный, гулкий, пронизанный острыми лучами солнца. Где-то в его глубине, стекая в мраморный фонтан, журчала вода, позвякивали хрустальные подвески на люстрах. Она, как в сон, погрузилась в запахи и звуки незнакомого ей мира. Она молчала, и он не старался развлечь ее пустой болтовней. Ей было все равно, кто сидит напротив. В конце концов, не она его сюда пригласила. Молчание почему-то не было в тягость. Она вспомнила, что в детстве у нее была большая надувная бабочка из грубой резины. Пока в нее не вдыхали жизнь, она лежала, как тряпочка. Но она умела оживлять ее - дула изо всех сил в маленькую дырочку на крыле, ощущая при этом горький привкус талька, насыпанного внутрь. Сейчас она чувствовала себя такой бабочкой-тряпочкой, в которую пытаются вдохнуть воздух. Если бы он знал... Она улыбнулась. - Чудесно, - констатировал он. - Вот вы уже улыбаетесь. Им принесли закуски. Всего было понемножку и... очень много. Она растерялась. Она почувствовала, как за спиной расправляются надувные крылышки. Конечно же, надувные, с облупившейся яркой краской, жалкие и, наверное, смешные. Ей стало стыдно, и она снова поджала, спрятав под стул, ноги. Это все - не для нее. По крайней мере, теперь. Поесть бы поскорее и расстаться. Но он не спешил. Он стал рассказывать ей что-то смешное. Она наблюдала, как шевелятся его губы, и ничего не понимала. - У вас такое лицо, будто вы смотрите из-за занавески, - сказал он. - В детстве я любил заворачиваться в занавески и наблюдать за тем, что происходило в комнате. Мне казалось, что я в коконе и меня никто не видит. Мне и теперь иногда хочется спрятаться за занавеску. Но, увы, меня все считают коммуникабельным, веселым, и нужно соответствовать. А с вами мне как-то спокойно. Не нужно притворяться. Я это почувствовал еще там, в кафе. "Я, наверное, похожа сейчас на собаку - все понимаю, но сказать ничего не могу, - подумала она. - Да и что говорить?" Ей было хорошо. Она ела какую-то непонятную заморскую чертовщину, пила вино и постепенно млела, как Бобик в гостях у Барбоса. - Вы очень красивы, - сказал он. - Ваше место не здесь и не теперь. Слушайте-ка, а у вас есть вечернее платье?
- Есть, - солгала она.
- Длинное?
- Длинное.
- А что, если мы с вами придем сюда сегодня вечером?
- Зачем? - не поняла она.
- Вечером здесь будет музыка, и мы сможем потанцевать.
- Зачем вам все это?
- Не знаю... Я хотел бы посмотреть на вас в вечернем платье. Вам оно, должно быть, очень идет... Наверное, ей бы и впрямь пошло длинное вечернее платье - легкое, как дымка. Одежда делает чудеса. - Может быть... - сказала она. - Может быть. Вечернее платье и шикарный мужчина рядом. Что еще нужно? А потом он пригласит ее к себе, и будет нечто похожее на сцены из фильма с участием Шерон Стоун. А как же иначе? А потом она умрет, и ее осыплют букетами роз...
- Вы позавтракали? Можно мне уйти? - спросила она. Он неловко двинул рукой, уронил вилку, пересел к ней ближе. - Что с вами? Вы, наверное, думаете, что я какой-нибудь соблазнитель? Если бы это было так, я бы действительно познакомился с кем-то попроще. Чего вы боитесь? И правда, чего она боится? Пусть она простая резиновая бабочка с облупившейся краской, фабричная штамповка Бог знает какого года, - ну и что? Если он хочет видеть в ней экзотического махаона, почему бы и нет? Нет ничего лучше случайного собеседника, ему можно сказать все, наврать с три короба и исчезнуть из его жизни навсегда. Но врать не хотелось. И она заговорила. Просто так О пустяках Почему-то именно в этом разговоре оказалось важным все, о чем она, казалось, забыла давным-давно: как впервые увидела море, как боялась кошек, подстерегающих ее по дороге в школу как увидела на краю крыши теплое голубиное яйцо и под лампой вывела из него крошечного синюшного птенца, который потом умер... С ним тоже приключались подобные истории, и она, совсем не "по-ресторанному" подперев щеку, слушала его. А потом почувствовала, что по-настоящему проголодалась - ведь нормально поесть можно только с очень близким человеком. В какой-то момент, когда они смеялись, он случайно задел ее руку: И ее поразил живой ток человеческого тепла. Ровное, трепетное, живое тепло, о котором никогда не задумываешься. Устрицы, шампанское, вечернее платье, мечты о Париже - вся эта мишура словно скаталась в крошечный бумажный комочек, и кто-то одним толчком пальцев послал все это великолепие в урну. Вот чего ей хотелось: живого тепла, почти обжигающего, способного удержать на краю, творящего чудеса. Это ничто и это - все! Ей захотелось положить ладонь на его руку, чтобы вновь почувствовать, что еще жива. "Пусть сегодня все будет на полную катушку! - решила она. - А там будь что будет!" ...Они целовались под каждым деревом, которое встречалось на их пути, на каждой скамейке, в каждом маломальски пригодном для этого подъезде. Она чувствовала себя школьницей и немножко воровкой. Ведь эти минуты она крала у вечности и знала, что все это вскоре придется отдавать, отрывать от себя, словно бинты, присохшие к свежим ранам. Ну и пусть! Он проводил ее до подъезда. - Я не хочу отпускать тебя - вдрут ты исчезнешь? сказал он.
- Теперь я не исчезну! - пообещала она.
- Сейчас полпервого, а ровно в семь я буду ждать тебя здесь. Ты наденешь свое самое красивое платье. Кстати, прихвати на всякий случай чемодан - я ведь тебя больше никуда не отпущу! - сказал он. - Обещаешь?
- Конечно! И они снова целовались. - Тебе бы очень шел красный цвет, - шептал он.
- Мое платье именно такого цвета...
- Ты больше не будешь грустить? Я сделаю все, чтобы ты не грустила.
- Ты уже и так сделал для меня все, - сказала она, и это было правдой. - А теперь иди, мне ведь нужно еще собрать чемодан.
- Не забудь: ровно в семь! - еще раз сказал он. Она стала медленно подниматься по лестнице. Теперь она знала наверняка: отныне, что бы ни случилось, с ней до последней минуты останется воспоминание о тепле его губ и рук, о нежности и понимании, которые она так долго и безрезультатно искала. И нашла совершенно случайно именно тогда, когда уже ничто не может удержать ее на краю пропасти. Она знала и другое: они больше не увидятся никогда. Ведь ее будущее - короткая дорога в ночь, и повести его за собой она не имеет права... Дойдя до четвертого этажа - чужого этажа, чужого дома - она прислушалась. Где-то внизу хлопнула дверь. Он ушел. Она выглянула в узкое запыленное оконце. Он пересекал двор, полы его светлого плаща развевались на ветру. Он вдрут снял шарф и, подпрыгнув, повесил его на дерево. Она поняла: это их маленькое знамя, знак того, что вечером он придет за ней сюда. И будет ждать, когда она появится из дверей в умопомрачительном длинном алом платье... Она прижалась к стене. Постояла минут двадцать. А потом вышла и побрела на троллейбусную остановку. * * * * * Утром, глядя на мужа, который одновременно ел, смотрел телевизор и разгадывал спортивный кроссворд, она решилась на разговор. Он должен знать о ее диагнозе. Она достала помятую справку из кармана плаща. - Вот, прочитай! - сказала она и положила ее перед ним на стол.
- Что это? - спросил он.
- Я, наверное, скоро умру, - объяснила она.
- Почему - ты? - он внимательно изучал каракули.
- Тут написано: "Аверьянова". А ты ведь Аверьяненко. Что за идиотские шутки? Вечно у тебя какая-то путаница! И он снова уткнулся в кроссворд... (c)Ирина Петренко, г.Киев

самое интересное
  • Cекс вне брака опасен для жизни
  • Дама в мужском коллективе. Способы выживания
  • У Мадонны нет с собой денег на кофе

  • наши статьи
  • Без пяти минут красавица
    Программа минимум для любительниц собственного "Я"
  • Моя Кармен
    ...Цезарь с лаем убежал куда-то к ограде, а мы остались вдвоем впочти осязаемой тишине, которая вдруг окутала нас. Я лежала навзничьна снегу, в расстегнутой шубе, с распустившимися волосами. Оннаклонил ко мне свежее, сумасшедше красивое лицо и поцеловал.Лучше этого поцелуя уже ничего не было в моей жизни...
  • Бескровная война
    Это только в сказках "таракан сидит за печкой". На самом делеон и прочие насекомые - моль, муравьи, комары, мухи - летают иползают, изрядно отравляя нам жизнь. Набравшись мужества, мы объявляемим войну. Но враг забивается в укромные уголки, микроскопические щелии выходит на "тропу войны" ночью, лишая нас сна и покоя. И тогда,утратив терпение, мы хватаемся за любое средство борьбы, не задумываясьо том, что оно способно нанести вред и нам. А ведь можно одержать чистуюпобеду! Если, конечно, у вас в руках верное и надежное оружие".
  • Мы - не апельсины! Все о целлюлите

    podruga.net

    Продюсер проекта - Денис Усатенко ICQ: 35780443
    Союз Журналистов